Был ли Хафиз суфием?

Использование двусмысленного и в высшей степени метафоричного языка с его частыми ссылками на исторические, легендарные и символические фигуры семитского и доисламского персидского происхождения сделало «Диван» Хафиза самым загадочным произведением персидской литературы и, по этой причине, самым сложным.
Эта сложность и многоплановость привела к возникновению самых разных точек зрения по поводу того, каких же, собственно, убеждений придерживался сам поэт.
Суфийские мистики, с их традицией чтения и расшифровки поэтических текстов, рассматриваемых как символическое выражение их эзотерических взглядов, видят в Хафизе святую фигуру, а в его словах – подлинное мистическое толкование Корана. Согласно им, говоря «языком невидимого мира» (лисан аль-гайб), он выражает божественные тайны таким образом, что понять его могут только «люди тайн» (ахл-и раз).
Представители современной интеллигенции, напротив, принимая гедонизм Хафиза за чистую монету, нередко считают его величайшим распутником и богохульником среди классических персидских поэтов, а приверженцы иранского национализма, придерживающиеся антиарабских и антиисламских взглядов, ссылаясь на частое упоминание им исторических и легендарных политических и духовных фигур древней персидской истории, таких как Джамшид и Зороастр, рассматривают творчество Хафиза как выражение приверженности оригинальному «персидскому» мировоззрению. Они заходят так далеко, что приписывают его к гипотетической эзотерической секте, дожившей до своего времени как пережиток исконного митраизма.
Наконец, некоторые ярые левые изображают Хафиза суровым социальным критиком и даже, в какой-то мере, политически воинственной фигурой.
Украденная рукопись “Дивана” Хафиза найдена арт-детективом и продана на аукционе Сотбис.

Копия “Дивана” Хафиза XIX в. Хафиз демонстрирует свою работу покровителю / Источник: Wikipedia
Бросается в глаза повсеместное присутствие в его «Диване» лексики, аллюзий, образов и символов, общих для суфийской персидской поэзии, посвященной мистической любви. Этот специфический язык устанавливает неоспоримую близость творчества Хафиза к стихам таких суфийских поэтов, как Аттар, Руми, Саади и других. В них Возлюбленный – это Аллах, к любви которой стремится суфий, и от разлуки с которым страдает, вино – упоение божественной любовью, образ идолопоклонства связан с поклонением Божественному возлюбленному и т.п. Все эти символы в полной мере использует и Хафиз:
В лицо красавицы одной я без ума влюблен,
Молюсь я Богу одному, чтоб печаль отрадной сделал Он …
В разлуке с ней гори свеча, коль можешь, веселей –
Мечусь в бессилии и я, разлукой удручен …
В тряпье одетый, как Хафиз, иду в питейный дом –
Любимой буду, может быть, там к жизни возвращен.

Хафиз (слева) беседует с Абу Исхаком Инджу (справа) / Источник: Wikipedia
Вместе с этим у Хафиза встречается и прямое, без особых символизмов, восхваление пути суфиев:
Уединенье – рай земной дервишей,
Кто чести ищет – стань слугой дервишей.
Увидит чудеса и талисманы
Допущенный в приют простой дервишей.
Чертоги Рая, где Ризван на страже, –
Лишь тень лужайки золотой дервишей.
Сердца, как камня черного сиянье,
Преображает свет живой дервишей.
Иранский исследователь Дарьюш Ашури отмечает: «Навязчивая озабоченность Хафиза темами и терминами суфийской литературы … раскрывает его очень близкое знакомство с суфийской литературой и его восторженное отношение к ключевым суфийским концепциям, терминам, духовным высказываниям и практикам».
Хафиз и немецкие поэты-хафизианцы.

“Диван” Хафиза. Миниатюра, Персия (1585) / Источник: Wikipedia
Исходя из всего этого, большинство исследователей сходятся на том, что Хафиз все же был суфием. Турецкий иранист Тахсин Языджи пишет: «Хотя Хафиз был связан с тасаввуфом, в источниках нет точных сведений о то, к какому тарикату он принадлежал, и кто был его шейхом. Однако в его жизнеописаниях сообщается, что он учился у таких суфиев и ученых, как Шамс ад-Дин Абдуллах Ширази, Имад Факих Кирмани, Саид Шариф аль-Джурджани, а также встречался с такими шейхи, как Ниматуллах Вали, Хаджа Абу-ль-Вафа аль- Багдади, Камал Худжанди. Маловероятно, что Хафиз, говоривший, что невозможно по пути истины следовать без проводника и выказывающий состояния «опьянения», свойственного суфиям, не был бы связан с одним из шейхов своего времени». Этот же исследователь отмечает, что Хафиз получил хорошее образование, изучал такие классические произведения, как тафсир (толкование Корана) «Кашшаф» Замахшари и такие труды по арабской филологии, как «Мифтах аль-улюм» Саккани и «Мисбах» Мутарризи, а среди его учителей были такие, как известный факих (правовед) и специалист по кыраату (рецитации Корана) Кывам ад-Дин Абу аль-Бака ибн Махмуд Исфахани Ширази. Поэтический псевдоним поэта – Хафиз – обозначает человека, который выучил наизусть весь Коран.
Джами не был уверен, учился ли поэт у суфийского наставника, но в «Нафадат аль-унс» он соглашается, что «Диван» Хафиза – одна из лучших книг, которые мог прочесть суфий.
Вместе с этим в стихах Хафиза часто встречается резкая критика институционализированного суфизма и его представителей. В них постоянно присутствуют две центральные культовые фигуры – захид (аскета), с одной стороны, и ринд (беззаботный гуляка) с другой.
Гробницы Хафиза и Саади в Ширазе.

Первая страница “Дивана” Хафиза / Источник: TDV İslâm Ansiklopedisi
Что общего меж риндом и аскетом?
Там – проповедь звучит, здесь чанг звучит струной.
***
Много видел бед я видел в жизни от аскета в власянице,
Я – слуга лишь музыканта, что так славно нам играет.
***
К возлюбленной любовь мою не отнимай,
Обильной трапезы голодных не лишай!
Обычаи бродяг, о суфий, ты не знаешь,
Поэтому пьянчуг в сердцах не осуждай.
Суфийский рок: Хафиз под аккомпанемент электрогитары.

Гробница Хафиза / Источник: Amirskip4life/Wikipedia
В данном контексте под суфием понимается последователи формальных аскетических доктрин, забывающих о самой сути суфизма как пути, основанного на любви:
Без очищения души Кааба и кабак равны.
Некоторые склонны оценивать поэзию Хафиза с точки зрения маламатии – мистико-аскетического движения, направленного против показной набожности, нарочитого соблюдения внешней обрядности. Такой подход был особенно силен в Хорасане, в частности в Нишапуре. По мнению маламатии, самодовольство рассматривается как величайшая ловушка в духовных поисках, и наоборот, превращение в объект обвинения помогает человеку достичь искренности, а видимость безнравственности защищает человека от греха гордыни.
Исламосфера
Источники:
Daryoush Ashouri «Hafez and Sufi Hermeneutics»
Encyclopedia Iranica
Türkiye Diyanet Vakfı İslam Ansiklopedisi