Философия Шпенглера в татарской интерпретации: как теряется смысл жизни

Казанский спектакль Айдара Заббарова «Тормышмы бу?» («Жизнь ли это?»), основанный на нескольких произведениях Гаяза Исхаки, обращает наше внимание на проблему духовного упадка и угасания общества. Здесь не только великолепно отражаются, но и глубоко осмысливаются проблемы общества, которое, как утверждал когда-то Шпенглер, катится к своему закату. 26-летний режиссер сделал акцент на духовном омертвении человека и отобразил пороки мусульманского общества старой Казани.

---

Ровно сто лет назад в 1918 году Освальд Шпенглер опубликовал свой философский труд «Закат Европы», описав не только разные цивилизации, но и предначертав гибель европейскому обществу. К одному из признаков того, что Европа буквально вымирает на глазах, было отнесено духовное обеднение, в частности в искусстве – «игра с мертвыми формами прошлого», пишет он. По словам Шпенглера, люди перестанут придумывать что-то новое, а начнут искажать уже давно придуманное и известное, что и видим сейчас в киноиндустрии, живописи, архитектуре. Ремейки, попытки использовать тех же героев и даже соединить несколько сказок в одном сюжете.

Если мысленно вернуться в дореволюционную эпоху конца XIX – начала XX века, проблемы татарского мусульманского общества не сильно отличались от современного. Умма была расколота на джадидистов, которые выступали за реформы и новые веяния в духовном просвещении, и кадимистов, проще говоря, ярых консерваторов. Тогда тоже существовала проблема излишней формальности и напыщенности в религиозной среде, подмены понятий, пустословия и фразерства, а целью имамов была лишь нажива, поесть да утолить свои прихоти (в чем зачастую обвиняют и многих мулл современности). Такова человеческая сущность. Если взять общества христиан, индусов или других вероисповеданий, везде, как под копирку, разыгрывается один и тот же сценарий. Пороки человечества хорошо видны, особенно, если показаны на примере других людей. Не зря в хадисе говорится: “Мусульманин – зеркало мусульманина”, поэтому взглянув на прошлое, как бы со стороны, зритель может увидеть свое настоящее. Ту же самую деградацию общества, когда оно, казалось бы, переживало свой расцвет.

Спектакль, наполненный символизмом, можно не только слушать, но и визуально читать по декорациям или тем или иным приемам, которые гениально, невербальным языком, отображают глубокую задумку всей постановки. Вот перед нами три фонарных столба, которые должны быть электрическими. Самый дальний столб выглядит, как классический электрический столб, ведь именно над ним идет хорошее яркое освещение. Это образ шакирда Халима, наполненного силой, верой и убеждениями, который стремится, буквально “горит” идеями, выступает за развитие и джадидизм. Это первый этап его жизни. Чуть ближе стоит еще один столб, но на нем уже чего-то не хватает, и его свет более тусклый. Это тот же Халим, но уже не такой “чистый” из-за своих грехов. Он стремится к просвещению народа, хочет озарить светом знания чужие умы, но уже понимает, что не может этого сделать. И вот, наконец, третий столб – это просто столб. И уже ничего не говорит о том, что когда-то это был фонарный столб. Таким зритель видит Халима в самом конце: погрязшим в бытовых вопросах, ждущим получения участка земли, переставшим обучать, больше не читающим книги, не выписывающим газеты. Постепенная деградация человека – к этому ли он шел? Это ли его жизнь? И жизнь ли это?

Таким и предстает современное ему общество, которое получает знания, получает религиозное образование, но все это скатывается к тому, что кроме проповедей и имянаречений, пересчета милостыни, ничто никуда не двигается. Даже сами знания слишком оторваны от жизни. Это прочитывается и в вопросе отца Халима, который задает вопросы, ответы на которые не понятны простому человеку, как непонятны ему и сами вопросы. В свое время Шигабутдин Марджани поднимал аналогичные вопросы, касавшиеся системы религиозного образования, когда шакирды по несколько лет изучали комментарии и пояснения к трудам, но не читали сами труды и источники. Даже показанная в спектакле система образования выглядит жесткой, но не эффективной, если судить по уровню знаний шакирдов. Героя вынуждают учиться, потому что это престижно, а не ради искреннего намерения получать знания. Это прекрасно отображено в нескольких ситуациях. В первом случае дается пример с шакирдом, который хочет стать муллой в деревне, но не ради ислама, а ради того, чтобы жениться на дочери богатого человека и жить в достатке. Вот его показной намаз, громкие слова, ужасно звучащая из его уст цитата последней суры Корана “Ан-Нас”. И каждый раз первый аят 114 суры самым неуместным образом становится доводом и ответом на все вопросы жизни, главное ведь, что это сказано на арабском, а уж проинтерпретировать их можно по-своему. Все не было бы так смешно, если бы не было так грустно. Забавный момент гротескно отражает суть общества, когда Священные Писания цитируется без понимания, осмысления, без всякой необходимости, в отрыве от контекста.

Во втором случае сам Халим осознает, что его истинные желания, глубинные стремления совсем не соответствуют тому, что считается “правильным”. И дело даже не в исламе, в его дозволениях и запретах, а в человеке, который боится. Это выражается даже в трусости Халима перед женщинами, его попытках привлечь кого-то по принципу “они должны сами подойти, вот ведь я стою весь такой надушенный парфюмом и припудренный”. Принцип «должны» не сработал, потому что он забыл или перепутал социальные роли, обязанность –  с правом выбора. И это толкнуло его самого в публичный дом, посетителей которого он еще недавно осуждал и ненавидел. И сцена, когда он проваливается вместе с проституткой вниз, а красная простыня медленно собирается и исчезает – символ погружения в пучину страсти, в пучину адского огня.

Публичный дом – это некая аллегория происходящего в его душе. Он жил по принципу «должен» и скатился, в конце концов, в самый низ, в пучину невежества со всеми его пороками, которые он осуждал, будучи молодым шакирдом. Этот переломный момент в духовной жизни – не начало, а лишь следствие, ведь потерян он был давно. Еще когда отец послал его учиться в казанское медресе. Ведь его влекло туда не стремление к познанию ислама, а тяга к городской жизни. Потому и возвращение в деревню в качестве муллы было тяжким. Не его это дело было, не тот образ жизни, не нужна была ему и хозяюшка, ведь он жаждал духовности. Но он стал пленником быта и общества, как это происходит с многими, кто не в силах противостоять им, постепенно деградируя, угасая, духовно умирая.

Вот и получается, хотя Шпенглер говорил о закате именно Европы, погрязшей в техногенности, тоталитаризме, обедневшей духовно, те же признаки были видны и в этом неевропейском обществе, которое казалось бы еще жило по канонам ислама. И проблема не в стремлении подражать западным устоям, беря за образец жизнь европейцев, а в том, что человек везде одинаков по своей сути: те же жизненные проблемы у всех, те же слабости, те же розовые мечты и непонимание вокруг. И во всем этом основой является духовная гибель человечества. Так и теряется смысл жизни, потому что остается только видимость, а внутри – пустота.

Алина Хакимзянова